У Німеччині часів Бісмарка перед виборами брехали, а у нас ще й говорять про європейський вибір
Слово «евроинтеграция» настолько вошло в нашу жизнь, что в чем-то стало напоминать религиозный догмат. В том числе и потому, что пока вступить в Европейский Союз нельзя, в него остается только верить.
Евроинтеграция стала альфой и омегой, мерилом успеха, заклинанием на все случаи украинской политической жизни и манящим светлым будущим для избирателей, пише НВ.
Избиратели в большинстве своем хотят в ЕС. В первую очередь они надеются на повышение уровня жизни, что, конечно, по-человечески понятно. Нам хочется, чтобы проблемы бедности решил ЕС, а вопросы безопасности сняли в НАТО – такая вот бесхитростная внешняя политика. Примерно такие же ориентиры декларируются и украинской властью, в том числе и перед выборами, в стремлении подыграть общественному мнению. Ради явно недостижимых целей меняется конституция, а внешняя политика остается с лозунгами вместо рабочих стратегий.
«ЕС – это про уровень жизни, чтобы украинские рабочие и украинские пенсионеры жили в достатке…» Это слова президента Порошенко, сказанные в 2019 году. А вот слова президента Кучмы, произнесенные в 2002 году: «Стратегия европейского выбора должна рассматриваться и как важный стимул ускорения системных реформ, повышения политической и социальной активности граждан». Вторая фраза, конечно же, намного глубже отражает природу европейских интеграционных процессов. Как случилось, что за 17 лет наше понимание европейской интеграции настолько измельчало?
С одной стороны, это результат траектории нашего развития. Со временем Украина становится все беднее относительно остальной Европы. Язык пенсий и зарплат более понятен избирателю сегодня, чем рассуждения о системных реформах. С другой стороны, почти двадцать лет эксплуатации евроинтеграционных идей для консервации крайне неэффективной политической системы постсоветской Украины обесценили риторику про реформы. Людям показывают только самую поверхностную часть «европейских ценностей», их следствие и результат – деньги.
В течение 5 лет после вступления в ЕС ВНП Румынии рос со средним темпом 1,6% в год, в то время как в течение 5 лет до вступления в ЕС средние темпы роста были около 6,2%. Для Болгарии аналогичные цифры составляют 2,6% и 6,2%, а для Польши – 5,2% и 3,1%. То есть экономический эффект от вступления в ЕС оценить трудно. Он, безусловно, есть, но работает противоречиво, часто выступая второстепенным фактором. Доступ к европейскому рынку стоит скорее рассматривать как дополнительную возможность экономического развития, которой, однако, не все страны пользуются. Как и любая свободная торговля, ЕС награждает потребителей ростом качества и снижением цен.
В то же время евроинтеграция – это не совсем о том, чтобы зарабатывать деньги на рынке Европы. Конкурентоспособная экономика будет способна это делать и без членства в ЕС. Норвегия и Швейцария не являются членами ЕС. При этом первые семь позиций среди крупнейших торговых партнеров Норвегии занимают члены ЕС. География международной торговли Швейцарии менее «европейская» – в первой пятерке крупнейших партнеров только две страны из ЕС. В целом важнее чем торгует страна и на каких условиях, чем то, с кем именно. А особенно, если ее экспорт состоит в основном из продукции сельского хозяйства и сырья. Другими словами, не стоит, даже в предвыборной риторике, сводить европейскую интеграцию к молочным рекам и кисельным берегам.
Может быть тогда ЕС – это выбор цивилизационной модели? Той самой, что раз и навсегда сделает Украину неотделимой частью европейской культуры, правового поля, демократии и тому подобного?
В каком-то смысле, да. А именно в том смысле, что вступить в ЕС, не следуя на практике европейским ценностям, невозможно. Но вот последовательность здесь противоположная: сначала страна становится европейской в негеографическом смысле слова – и только потом вступает в ЕС. Если захочет. Никто не ставит под сомнение «европейский выбор» той же Норвегии только потому, что в 1994 году против членства страны в ЕС выступили 52% проголосовавших на референдуме. Выйдя из ЕС – если это случится – Великобритания не поставит под сомнение свою цивилизационную принадлежность, что бы под ней ни подразумевалось.
С другой стороны, пребывание в ЕС не дает никакой гарантии от роста экстремизма, ксенофобии, радикальных идеологий, коррупции, в конце концов. За десятилетия политических дебатов европейские страны научились воспринимать проект евроинтеграции скорее как дополнительный политический инструмент, чем сертификат цивилизационного выбора. Для нас, в силу уже десятилетий евромечтаний, конечно, этот символический смысл играет более значимую роль. Но чрезмерно спекулировать на нем не стоит. «Европейские ценности» – это набор не лозунгов или красивых слов, а совершенно конкретных институтов: работающей демократии, правового государства, рыночной экономики, защиты прав меньшинств.
В этом и состоит наше самое слабое место. Работающих институтов у нас почти нет. Скорее всего, корень всех бед не в коррупции, а в бедности и неэффективности, но это очень сложно оценить точно. Демократия – дорогое удовольствие. Наша бедность создает замкнутый круг, порождая неработающие институты, ненастоящую демократию, коррупцию – и все это приводит время от времени к насилию, нестабильности и внутреннему напряжению. Жить в таком режиме можно долго и плохо, но только не рядом с агрессивным соседом. Наша слабость будет предоставлять слишком много шансов для России.
Евроинтеграция нам нужна как шанс создать работающие институты, позаимствовать эффективные правила игры. В бедном государстве эти правила не будут работать так, как должны, но даже при крайне низкой эффективности они создадут шанс на выход из порочного круга.
Ничего автоматически или само собой не произойдет. Европейцы не зря выдвигают условия и требования за каждый шаг сближения. Им важно не подорвать весь проект евроинтеграции неосторожными решениями по Украине или другим странам, которые не вполне европейские по нормам и духу, хотя и настаивают на своей «европейской идентичности». Нашего желания мало.
Впрочем, желание это тоже воспринимается скептически и с большой осторожностью. Слишком часто Украина за последние двадцать лет спекулировала на своем желании сближаться с ЕС, оставаясь при этом в чем-то даже антиевропейской страной. Европейцы научились не верить нам на слово.
Политической системе, надежно выстроенной в Украине и воспроизводящей саму себя после любых потрясений, вряд ли нужны правовое поле и институты Европы. Они нужны гражданам Украины. Поэтому даже если «евроинтеграция» в речах политиков превратилась в фарс, для Украины она остается одним из очень немногих шансов на успех.